7. В этой главе рифмуются строки 1 – 2, 3 – 4, 5 – 6, а также 9, 10 и 12.
Мудрый подобен зеркалу мира или, точнее, зеркалу всеединства, не имеющего образа. Это благодаря ему проявляется облик всего сущего, тогда как сам он даже не принадлежит себе и тем более не способен противопоставить себя чему бы то ни было. Ибо, вместив в себя мир, сам без остатка выходит в него. В конце концов он «спасает» мир просто тем, что позволяет каждому быть тем, что он есть. Вот, согласно традиции, тема этой главы: «Совершенство доброты». Это – «великая» доброта. Ее опора – беспредельная польза пустоты, чуждая всякой полезности. Даже самые изысканные яства и самая сладкозвучная музыка быстро наскучат. Но следование Пути, согласно Лао-цзы, подобно самой питательной пище, которая лишена запаха и вкуса: она питает незаметно, проясняя дух и даруя неизъяснимую, чисто внутреннюю уверенность в подлинности существования.
Комментарий Лу Сишэна: «Великий образ – это Путь. К тому, кто может, держась Пути древности, повелевать тем, что есть сейчас, придет весь Поднебесный мир… Музыка услаждает слух, пища угождает рту, поэтому путник может в них найти отдохновение, но его радость не продлится долго. Не так с тем, кто держится Великого Образа: он не выказывает своего желания и удовольствия. Поэтому говорится: “Слова о нем, что выходят изо рта, так пресны и не имеют вкуса!”. Разве такие наставления, вошедшие в сердце, не кажутся беззвучными и незримыми? Хотя их невозможно узреть и услышать, пользование ими не будет иметь конца и за миллион лет!»
Комментарий Ли Сичжая: «Путь нисходит вниз – и появляются образы. Когда рождаются образы, вещи следуют за ними. Глупые идут – и не возвращаются. Умные идут – и не встречают вреда. Те, кто не возвращается, сбиваются с Пути и следуют вещам. Те, кто не встречает вреда, живут вместе с Путем и во всем находят отдохновение и мир. Премудрый человек относится к предметам, как путник находит приют на постоялом дворе: он ненадолго задерживается там и уходит без сожаления. Вот почему премудрый человек, держащийся Великого Образа, даже следуя вещам, сердцем пребывает вместе с Путем и смотрит на не имеющее образа, слушает беззвучный звук и пользуется пользой бесполезного. Это значит, что он воспринял пользу Пути, которая пребывает между вещей».
XXXVI
1. В начальной строке исходное значение слова «сжать» – углубление на переносице, то есть уводящая вовнутрь линия. В древних списках «Дао дэ цзина» оно записывается разными иероглифами, подбираемыми по принципу омофонии, реже – синонимии.
2. Строку 2 Хэшан-гун снабжает таким комментарием: «Тот, кто развернется первый, дойдет до предела излишеств».
3. В 5-й строке в мавандуйских списках сказано: «Если хочешь отвергнуть…» (Р. Хенрикс, полагаю ошибочно, переводит: «Если хочешь уйти от этого…»). Западные переводчики передают смысл соответствующего знака словами «уничтожить», «отбросить», «пренебречь».
4. В 6-й строке в мавандуйских списках записано: «Прежде нужно возвысить…». Такое чтение уже предлагалось прежде китайскими комментаторами.
5. Строки 7 и 8 почти буквально цитируются в книге «Планы Сражающихся царств» и в трактате «Хань Фэй-цзы». В обоих случаях источником этой сентенции названа ныне утерянная «Книга Чжоу».
6. В 9-й строке выражение «опережающее прозрение» обычно толкуется как сочетание двух понятий, и притом весьма несходным образом. В оригинале употреблен хорошо знакомый нам термин мин («прозрение», «просветление») и термин вэй, который стоит в одном ряду с понятиями «семени», «движущей силы» метаморфоз и указывает на первичный, «тончайший и сокровенный» импульс превращения, предвосхищающий видимые перемены. Этот термин, таким образом, указывает на важнейшее качество даосской мудрости: способность предвосхищать и, следовательно, незримо направлять ход событий. Такая трактовка термина вэй, как легко видеть, вполне соответствует его контексту. Ван Би разъясняет данное словосочетание следующим образом: «Желая устранить сильного, следуют его природе и доводят до того, что он губит себя сам, без применения наказания». Это толкование оказалось наиболее влиятельным. Однако еще Хань Фэй в III в. до н. э. приписывал этому понятию более широкий смысл: «Когда начинают действовать там, где еще нет формы, и добиваются большого успеха, это называется прозрением в сокровенности». Позднейшие комментаторы трактовали его и как знание сокрытого импульса событий (мнение Люй Хуэйцина), и как умение предвосхищать развитие событий, опирающееся на знание законов превращения вещей (таково толкование Ван Чуньфу). Подобная способность предполагает свободу от желаний и страстей. Совершенствование этой духовной чувствительности ведет к погружению в хаос микровосприятий, в «потаенном свете» которого стираются внешние, грубые различия между «сжатием» и «растяжением», «ослаблением» и «усилением» и т. д.
Речь идет, таким образом, о прозрении «предельно утонченной» грани между двумя моментами опыта, различия неразличимого, каковое и составляет природу превращения. Средневековый комментатор Ван Чуньфу резонно отмечает, что можно говорить о «сокровенности в прозрении», но говорить о «прозрении» или тем более «высветлении сокровенного» не только нелепо, но и опасно: нельзя выдавать секрет своей мудрости (такую логическую ошибку делает, в частности, И. С. Лисевич). Большинство английских переводчиков переводят это понятие как «затемнение своего света» (dimming one's light) или «тонкий свет» (Subtle Light), что представляется неточным. Вот некоторые другие варианты: «невидимое прозрение» (Чжан Чжунъюань), «прозрение недостижимого» (К. Ларр), «просветление в тончайшем» (Б. Б. Виногродский). Варианты А. А. Маслова («утонченно-искусное просветление») и А. Е. Лукьянова («сокровенно-глубокая просветленность») представляются слишком отвлеченными.
7. В последней строке слово «царство» (го), как отмечает Цзэн Вэйхой, в чжоускую эпоху часто обозначало владение именно чжоуского царя. Выражение «то, что приносит благо» (букв. «предметы, дарующие выгоду»), понимается комментаторами по-разному. Хань Фэй отождествил их с наградами и наказаниями. Ван Би толкует его как «следование природе вещей, неприменение наказаний, так что предмет этот не виден, а все занимают свое место. Если же пользоваться наказаниями ради того, чтобы принести благо царству, тогда пропадешь». Согласно Хэшан-гуну, речь идет о «пути властвования», который «можно показать занимающимся государственными делами чиновникам». Су Чэ усматривает здесь намек на способность правителя, предстающего слабым и бездеятельным, обезопасить себя от «крепких и сильных». Еще более решительно в пользу такой трактовки высказываются Люй Хуэйцин и Дэцин (см. ниже), которые полагают, что здесь имеется в виду «мягкость и слабость». Цао Синьи возвращается к исходному «предметному» пониманию этого образа: он говорит о «предметах, которые ранят людей». Между тем нетрудно предположить, что ключ к пониманию последней фразы дают предыдущие строки: речь идет о знании, которое так же благотворно для царства и так же сокровенно, как благотворна для рыбы скрывающая ее пучина вод. Таково «опережающее прозрение», которое проявляется вовне именно как уступление. Западные переводчики, следуя позднейшим китайским комментаторам, почти единодушно понимают этот образ как «острое оружие», словно не замечая, что подобный перевод противоречит присутствующей в предыдущей строке апологии «мягкости».