7. В последней строке я, следуя Б. Б. Виногродскому, перевожу китайское понятие чжун («середина», «центр») словом «срединность». По поводу этой фразы Хэшан-гун поясняет: «Лучше хранить совершенство внутри, питать дух, бережно относиться к жизненной силе (ци) и мало говорить». Люй Хуэйцин толкует выражение «держаться срединности» следующим образом: «Не присутствовать и не отсутствовать, не брать и не давать, а соответствовать Пути. Кто непроизвольно умеет держаться срединности, тот знает, о чем говорят все слова». У Чэн соотносит это понятие с внутренним пространством кузнечных мехов, которые упоминаются, выше. Наконец, Гао Хэн указывает, что этот иероглиф мог обозначать в древности различные записи и видит здесь подтверждение легенды о том, что автор «Дао дэ цзина» был смотрителем придворных архивов. В большинстве западных переводов здесь говорится о «центре» или о «том, что внутри». В конфуцианской традиции «срединность» обозначала состояние, когда чувства «еще не проявились». А. Уэйли переводит эту фразу как «лучше хранить то, что есть в сердце». Из современных китайских ученых такого толкования придерживаются Чжан Сунжу и Сюй Каншэн. Чжан Чжуньюань, руководствуясь теми же соображениями, переводит: «оставаться в состоянии, которое предшествует возбуждению». Из русских переводчиков этой версии придерживается А. А. Маслов.
8. В данной главе рифмуются последние четыре строки, представляющие собой своего рода ритмический каданс всего речения.
Люди создают свой мир из того, что знают, и защищают его своими словами. Для мыслителя, столь непреклонно преданного истине, как Лао-цзы, человеческая речь именно в той мере, в какой она призвана оправдать все «человеческое», есть только попытка заговорить реальность, которая вовсе не обязана соответствовать людским желаниям. Напрасно люди убеждают себя, что владеют жизнью. На самом деле жизнь владеет ими, давая каждому его шанс пройти свой круг в ее вечном хороводе – и уйти навеки. Но держаться Срединности в бытии, входить в себя – это занятие, не имеющее конца и предела. В глубине незыблемого покоя, где человеческое в нас сходится с небесным, мы существуем воистину.
Комментарий Ван Би: «Небо и Земля полагаются на таковость бытия, не действуют и не производят, а все вещи сами между собой управляются и устанавливают порядок… Небо и Земля не рождают траву для зверей, но звери травой питаются; они не порождают собак ради людей, но люди едят собак. На вещи не оказывается никакого воздействия, но каждая вещь претворяет свое назначение и сама в себе полна. А на мудрость, которая в самой себе ищет основу, полагаться нельзя. Чем больше действуешь, тем больше теряешь. Каждый устанавливает свое понимание, каждое событие порождает особое суждение, но тут нет ни понимания, ни свершения, и вот истощают себя. Когда же уподобляются кузнечным мехам и блюдут в себе соразмерность, не знают истощения. Откажись от своего “я”, положись на других, и жизнь твоя станет истинной. А если мехи будут петь самовольно, то как они смогут соответствовать требованиям согласного пения?»
Комментарий Дэцина: «Те, кто рассуждает о Пути, не знают существа пустоты и того, что таково само по себе. Все эти споры и разговоры только уводят прочь от Пути. Вот почему сказано: “Многословие быстро истощится”. Лучше забыть слова и постичь сокровенное. Удержание срединности – это способ продвижения в Пути».
Цао Синьи, следуя традиции, называет темой данной главы «использование пустоты» и разъясняет смысл принципа «держаться срединности» словами Хуан Чжэньжэня: «Между Небом и Землей есть одна светлая пустота, в которой вращается все сущее. Оно то открывается, то закрывается, подобно кузнечным мехам, и вращается неудержимо, не ведая преград. Так же и подвижник Пути: он должен держаться срединности, обнимать единое, быть совсем пустым и не иметь следов, действовать непроизвольно, не ведая препятствий, смотреть назад и созерцать внутреннее. Наука удержания срединности – это воистину основа совершенствования, а суть ее – в пестовании подлинной энергии Единого Начала. В этом же заключается и секрет мудрого правления».
VI
1. В 1-й строке выражение «дух, клонящийся долу», обычно переводится как «дух долины». В мавандуйских текстах знак «долина» (гу) в 1-й строке написан со знаком «вода», что образует иероглиф юй («купание», «омовение»). То же самое зафиксировано в списке Хэшан-гуна и некоторых других памятниках ханьской эпохи. По свидетельству Лу Дэмина, знак юй в этом месте истолковывали как «вскармливание» или «силу жизни». В комментарии «Сянъэр» термин «долина» отождествляется с половым возбуждением. Вместе с тем в целом ряде древних текстов встречается именно словосочетание «дух долины», каковое в китайской традиции всегда служило основой для отвлеченных суждений о смысле метафорического языка Лао-цзы. Еще у поэта VI века Юй Синя есть строка: «Пустота и отсутствие вскармливают дух долины». Позднейшие комментаторы единодушно считали образ «духа долины» аллегорией «пустоты», которая «все может вобрать в себя» (определение Чжу Си) и притом не владеет этим, не имеет пределов, не перестает быть, и, следовательно, «не умирает». Сочетание же понятий «дух» и «долина» трактовалось ими как двуединство «сущности» и ее «использования». Некоторые современные переводчики отходят от буквального значения данного образа, говоря о «тайне долины» (Р. Григг) или о «духовной реальности пустоты» (Чжан Чжунъюань).
2. Во 2-й строке употреблен знак пинь, что значит буквально «самка». Лао-цзы явно говорит здесь о женском начале в самом широком смысле – как силе рождения и жизненного роста. Гао Хэн толкует этот термин как «Мать всех вещей». Я следую И. С. Лисевичу, который переводит китайское понятие словом «родительница». Хэшан-гун отождествляет «сокровенное» с Небом и носом, а «самку» – с Землей и ртом, и его интерпретация положила начало истолкованию этой главы как методики медитации. Эту версию среди западных переводчиков особенно энергично поддержал А. Уэйли. Ван Би толкует данный образ как «предельную вещь», которая «пребывает внизу и хранит покой», «не может иметь имя» и в конце концов «составляет одно с Великим Пределом». Разъяснение Чжу Си: «Женственность – это то, что все в себя вмещает и может порождать. Это принцип сокровенной утонченности, означающий животворение живого». Несомненно, образ «Сокровенной Родительницы» стоит в одном ряду с метафорой «Матери всех вещей» и является одним из метафорических обозначений Великого Пути. Даосский комментатор Ван Ицин отождествляет «врата Сокровенной Женственности» с истоком круговорота сил Инь и Ян. Чжан Чжунъюань предлагает отвлеченный образ: «тайна пассивности».
3. В 5-й строке словосочетание мянь-мянь этимологически восходит к образу легкой, мягкой, эластичной шелковой пряжи. Толкование Чэн Сюаньина гласит: «Мянь-мянь – это образ очень тонкого и вечно тянущегося». Вторая часть фразы буквально гласит: «как будто существует». Комментатор танской эпохи Ли Янь поясняет: «Небесный корень, будучи вверху, не находится вверху, будучи внизу, не находится внизу, будучи в середине, не находится в середине, а порождает Единое дыхание подлинности». Предлагаемый перевод подчеркивает связь образов данной строки с ключевой для китайской традиции метафорой «вечно вьющейся нити», выражающей идею вечнопреемственности жизни. Хэшан-гун толкует две последние строки как наставление касательно дыхания в медитации: дышать нужно тихо и плавно, без усилий, и тогда жизненная сила организма будет возрастать. У Ван Би, как обычно, более отвлеченное толкование: «Вскармливает все вещи, а не утруждает себя». Некоторые современные толкователи (Гао Хэн, Чжан Сунжу) приписывают этому слову значение «иссякать», «исчерпывать себя».