5. Строку 8 большинство переводчиков вследствие некоторой грамматической нечеткости данной фразы в традиционном тексте переводят иначе: «Как может он быть легкомысленным в мире?». Конструкция этой фразы в мавандуйских списках позволяет с уверенностью читать фразу так, как предложено в настоящем переводе.
6. В 9-й строке в традиционном списке говорится «потеряет основу» (или «корень»), а в списке Хэшан-гуна и многих списках танского времени – «потеряет подданных». Правда, в списке Ван Би, включенном в энциклопедию «Юнлэ дадянь», сказано «корень». По предложению ряда старых комментаторов, поддержанному большинством современных исследователей, здесь восстановлен знак, который употреблен в начальной строке.
7. В этой главе рифмуются строки 1 – 2, 3 – 4, 5 – 6, 7 – 8, 9 – 10.
Взращивание покоя – первая ступень совершенствования в даосской традиции. А хранить покой и не обременять себя мирскими заботами способен лишь тот, кто имеет центр тяжести внутри себя. Мудрец Лао-цзы всегда тяготеет к «срединности», то есть к своему собственному средоточию. Это нам уже известно из предыдущих речений. Но здесь появляется новый важный мотив: только тот, кто в самом себе имеет незыблемую опору, способен все превозмочь и открыться Великому Зиянию бытия. Ибо духовная просветленность присутствует тогда, когда она отсутствует. Оттого же воистину способен обезопасить себя лишь тот, кто не отгораживается от мира.
Итак, в этой главе мы впервые встречаем внятное указание на трансцендентные качества существования. Мудрый должен, по слову Цао Синьи, «отбросить мир, как стоптанные туфли». Но даосский мудрец преодолевает мир, чтобы вернуться к себе, погрузиться в последнюю глубину своего опыта. Вот почему он обретает безопасность «в собственных чертогах» (обратим внимание на эту загадочную фразу). Он делает себя неуязвимым, отбрасывая защиту, предавая себя опасности. Этот парадокс можно выразить с помощью игры смысла в соответствующем английском понятии: идеал Лао-цзы – это in-security. Даосская трансцендентность не утверждает какой-либо метафизической, идеальной реальности. Быть может, поэтому незыблемый покой мудреца, претворяющего Великий Путь, имеет у Лао-цзы и чисто практический смысл, – он служит подлинным источником власти и авторитета. И напротив, тот, кто живет волнениями света, даже обладая незаурядным умом и талантом, обречен на поражение. Возможно, потому, что он с самого начала покорился миру. Одним оловом, даосский мудрец забывает о мирских удовольствиях именно потому, что необыкновенно дорожит собой и своей жизнью. По той же причине он имеет власть над миром, ибо власть в конечном счете – точный показатель внутреннего совершенства.
Позднейшая даосская традиция не преминула истолковать тему этой главы, названную Хэшан-гуном «Почитание (что означает также “тяжесть”) совершенства», в категориях личностного совершенствования. Как писал даосский учитель Хуан Юаньцзи, господин человеческий жизни – это его дух, а слуга – жизненная энергия (ци). Подвижник Пути должен сделать так, чтобы его дух и жизненная энергия «вернулись к корню», а для этого он должен «позволить энергии легко течь». Тот, кто не умеет соблюдать баланс между «тяжелым» и «легким», неизбежно «потеряет слугу», а значит, не сможет быть и государем.
Хэшан-гун предлагает к этой главе интересное толкование: «Если правитель несерьезен, его не будут почитать. Если он не уделяет внимания совершенствованию себя, он потеряет свой дух. Если цветы и листья деревьев легковесны, они опадают, если же корень их могуч, они живут долго. Правитель – самый почитаемый из всех людей, так может ли он легкомысленно относиться к себе? Возбужденный правитель будет легко смотреть на распутство, а если правитель легко смотрит на распутство, он потеряет своих подданных».
Комментарий Ли Сичжая: «Легкое должно опираться на тяжелое, волнение должно полагаться на покой. Поэтому тяжелое – корень легкого, а покой – господин волнения. Как может правитель царства с тысячами колесниц легкомысленно относиться к себе и устремляться в погоню за мелочными удовольствиями Поднебесного мира? Хотя и легкомыслие и волнение могут порождать пороки, однако же вред от волнения особенно велик. Легкомыслие поражает сердце на его поверхности, а волнение поражает сердце в его глубине. Из-за легкомыслия теряют только то, что легко, а из-за волнения теряют господина внутри себя. Вот почему от легкомыслия теряют подданных, а от волнения теряют государя».
XXVII
1. Хэшан-гун предлагает буквалистское истолкование первой строки: «Умеющий претворять Путь не покидает покоев, не выходит за ворота и потому не оставляет следов на дорогах».
2. Во 2-й строке говорится буквально о том, что «умелая речь» не имеет изъянов (подобных изъянам в драгоценной яшме), которые могли бы кого-то раздражать или огорчать. Такое толкование согласуется с рядом суждений Лао-цзы о том, что слова должны безупречно соответствовать происходящему и что взаимное понимание возможно лишь там, где люди безмолвно и даже безотчетно доверяют друг другу. Как поясняет Дэцин, мудрый «утверждает, когда надо утверждать, и отрицает, когда надо отрицать, и не судит о тождествах и различиях». И. С. Лисевич и А. А. Маслов переводят: «не делает оговорок». У А. Е. Лукьянова: «не допускает изъянов и ошибок».
3. В 6-й строке в мавандуйских списках отсутствует связка «и потому», присутствующая в традиционном тексте. Такая конструкция фразы свидетельствует против распространенного в западных переводах варианта: «Мудрец всегда умеет спасать людей и, как следствие, никто не остается отвергнутым» (Вин-тсит Чан).
4. Строка 7 в обоих мавандуйских списках выглядит иначе: «А в вещах он никогда не отбрасывает пригодное».
5. В 8-й строке в словосочетании си мин первый иероглиф имеет несколько значений: «наследовать», «передавать», «укрывать», «сберегать», «вдвойне». Второй термин принадлежит к числу ключевых понятий даосской мысли и обозначает «просветленность разума». Речь идет, таким образом, об опыте духовного просветления, который втайне хранится и вместе с тем наследуется, преемствуется жизнью просветленного сознания. Комментатор сунского времени Дун Сыцзин разъясняет смысл этого выражения в следующих словах: «Небесное сияние распространяется само собой подобно тому, как бесконечно передают друг другу лампу. Где же может быть предел светочу понимания?» Комментарий Дэцина: «Воспринимает свою изначальную просветленность и, следуя ей, проницает в сокровенности. Воспринимать – значит следовать». Примером такой просветленности, по мнению Дэцина, служит повар из главы III «Чжуан-цзы», который, рассекая туши быков, «следовал безусловному и ножом действовал крайне утонченно». Данная философема, одна из центральных в даосской традиции, близка по смыслу понятию просветленности как «знания постоянства» (см. главу XVI), «прозрения тончайшего» (глава XXXVI), уподоблению просветленности помрачению (глава XLI), а также понятиям «просветленности» и «потаенного света» в книге «Чжуан-цзы». В мавандуйских списках употреблены другие знаки (сходные, но несколько различающиеся по начертанию), которые Сюй Каншэн отождествляет со знаком «практиковать», «претворять» (си). Речь идет, согласно его толкованию, просто об «обретении величайшей мудрости». Р. Хенрикс предпочитает говорить о «двойном видении». Западные переводчики передают это понятие по-разному: «hiding the light» (Дж. Легг), «following the light» (Вин-тсит Чан), «following one's discernment» (Д. Лау), «inherent light» (У И), «being clothed in Clarity» (M. ЛаФарг), в немецком переводе Э. Шварца – «der helle folgen», во французском переводе К. Ларра – «repandre a son tout la Lumiere» («распространять в свою очередь свет»). Русские переводы как правило не столь точны: «глубокая просветленная мудрость» (Е. А. Торчинов), «сокрытая мудрость» (А. А. Маслов), «практическое осуществление просветленности» (А. Е. Лукьянов), «быть ясным и открытым» (А. Кувшинов), «внезапно набегающий просвет» (И. И. Семененко). Более удачен вариант Б. Б. Виногродского: «преемственность ясности».