Комментарий Ван Би: «Если уши, глаза, рот и сердце не следуют своей природе, наносится ущерб тому, что само по себе таково. Поэтому говорится о слепоте, глухоте, нечувствовании вкуса и умопомешательстве. Тот, кто служит утробе, вскармливает себя посредством вещей, а тот, кто служит глазам, сам является прислужником вещей».
Комментарий Дун Сыцзина: «В предыдущей главе было сказано о пользе пустоты и срединности. Здесь же содержится предостережение о том, чтобы не рассматривать их как нечто внешнее. Глаза должны смотреть, уши должны слушать, нос должен обонять, тело должно двигаться, сознание должно откликаться: во всем этом не обязательно должен быть покой. Однако, действуя, они не должны порывать с покоем. Это означает, что нельзя полагаться на вещи и иметь желания в сердце. Если сердце замутнено привязанностью к вещам и преследует какие-то внеположные ему цели, оно утратит состояние срединности».
Разъяснение Цао Синьи: «В этой главе говорится о том, что нужно отречься от внешних образов и не пачкать себя пылью мирской жизни. Претворять же следует внутреннее совершенствование, очищение сердца и устранение желаний. Следует собрать воедино волю, сосредоточить дух, и тогда природа и жизнь достигнут завершенности. Что такое природа? Подлинная таковость первозданного начала. Что такое жизнь? Чистейшее семя прежденебесного бытия. Природа и жизнь нераздельны, но в небесном пребывает жизнь, а в человеческом пребывает природа. Природа – это сердце, жизнь – это тело. Незыблемый покой в самом средоточии тела – это корень жизни. Одухотворенные движения в сердце, проявления всех семи чувств – это раскрытие жизни».
XIII
1. Простейшее толкование начальной строки, которому следуют большинство китайских комментаторов и западных переводчиков, звучит иначе: «Милость и позор равно внушают страх». Однако совет остерегаться позора кажется слишком тривиальным. Такое прочтение к тому же требует добавления глагола. Как указывает Ма Сюйлунь, две первые фразы параллельны друг другу, так что первые знаки в обеих строках нужно рассматривать как глаголы. Тем не менее эти строки не поддаются аналогичному прочтению, и параллелизм между ними не столь очевиден. В предлагаемом переводе подчеркивается вообще свойственный «Дао дэ цзину» парадоксальный характер двух начальных высказываний. Этому варианту близко прочтение У И: «Милость – как бесчестье, что поразительно». Правда, в оригинале иероглиф жо, которому обычно приписывают значение «как» или «подобно», стоит перед словом «бояться». Поэтому некоторые китайские толкователи понимают эту фразу в том смысле, что мудрый только «как бы боится» славы и позора – вполне разумное предположение в рамках столь свойственной китайцам модели ритуализированного поведения, где каждый жест осознается как нарочитый, «знаковый». Однако при таком прочтении теряется смысл фразы: остерегаться надо не столько позора (что понятно), сколько именно милости. Большинство комментаторов отождествляют слово жо со знаком цзи («достигать», «означать»). Согласно А. Уэйли, оно означает здесь «быть вне себя», «неистовствовать», но это мнение не получило признания. Во фрагментах «Дао дэ цзина» из Годяня в конце начальной строки фигурирует знак «связывать», так что вся фраза читается так: «И милость, и бесчестье – путы» или (согласно принятому здесь прочтению): «Милость бесчестит: она – как путы». Подобное перетолкование, обусловленное, возможно, фонетическим сходством слов «опасение» и «связывать» в древности, не лишено смысла. Р. Хенрикс высказывает даже предположение, что к этой фразе относится также знак «страшиться», непосредственно предшествующий ей в оригинальном списке. В таком случае композиционно первая сентенция оказывается полностью параллельна второй. В западных переводах знак цзин передают также словами «тревога», «расстройство», «трепет». Наконец, еще одно прочтение данной фразы предлагает видеть в ней не столько парадоксальное наставление, сколько укор «обыкновенным людям». Как отмечает в своих комментариях император Сюань-цзун, люди тревожатся и из-за милости, и из-за позора, ибо «не могут забыть» то и другое. Эту идею развил ученый XVII века Ван Фучжи (см. комментарии к данной главе).
2. Строка 2 в оригинале гласит: «Цени великое несчастье, как (свое) тело». Столь парадоксальное высказывание весьма смущало многих толкователей (см. комментарии к данной главе). Хэшан-гун, например, перетолковывает ее так: «Опасайся того, что несчастье коснется тебя». Цзяо Хун считает возможным читать эту фразу в обратном порядке: «Ценить себя – большое несчастье». Дэцин предлагает свое прочтение: «Ценить (что-либо) – это такое же великое несчастье, как иметь свое тело». М. ЛаФарг, следуя интерпретации А. Уэйли, предлагает сходное прочтение: «Высокий ранг причиняет несчастье тебе». Д. Лау склонен считать присутствие слова «ценить», «знатность» ошибкой писца и предлагает такую трактовку: «Великое несчастье – все равно, что иметь собственное я». Приведем еще два возможных перевода первых двух строк:
«Милость и позор типичны для страха. Знатность и великое несчастье типичны для сознания себя» (В. Бауэр).
«Кто испытал позор, с опасением примет милость. Ценить (богатство), приносящее несчастье – все равно, что ценить свое тело» (Сюй Каншэн).
Отметим, что в древнекитайской мысли и культуре представление о личности и идея своего «я» часто отождествляются с понятием тела, что, вообще говоря, является важной особенностью ритуалистического миросозерцания древних китайцев, которое рассматривало духовную жизнь в категориях ее физического преломления или, лучше сказать, претворения. Такой взгляд неизбежно разделял и двойственность самого телесного опыта, в котором тело выступает одновременно как внутреннее, аутентичное и как внешнее, отчужденное измерение существования. Эта двойственность и делает возможной парадоксальную игру значений в понятии «тела» у Лао-цзы: ценить свое тело (себя) – значит пренебрегать собой, а пренебрегать собой – значит обрести в себе (в своем теле) целый мир. Представление о том, что тот, кто ценит себя (свое тело) больше славы и богатства, как раз и достоин быть владыкой мира, составляет популярный мотив в древней даосской литературе.
3. Строка 3 в списке из Годяня записана в укороченном виде: «Что значит: милость – бесчестье?»
4. Строка 4 в списке Хэшан-гуна, в одном из дуньхуанских списков и целом ряде других древних текстов гласит: «Бесчестье унижает». Этот вариант принимает Юй Юэ (1821–1908), и ему следуют некоторые современные публикаторы и переводчики «Дао дэ цзина», в частности Чжу Цяньчжи. Наконец, в некоторых древних экземплярах того же списка Хэшан-гуна данная фраза записана более подробно: «Милость возвышает, а бесчестье унижает». В этом виде она была воспринята в позднейшей даосской традиции. По всей видимости, парадоксальная связь между жалованием милости и унижением была понятна далеко не всем читателям Лао-цзы даже в Китае. Из современных переводчиков ей следует Чжан Чжунъюань.